С красотой Мамии могут соперничать разве что свежесорванные розы. Такие же нежные, неземные, коротко живущие.

Профессор готов сделать всё, чтобы Мамия остался жив. Вечность почти у него в руках. Осталось сделать совсем немного для обретения силы, способной принести в мир революцию. Всего шаг. Полшага. Четверть шага.

Мамия просто смотрит на него зелёными глазами, особенно яркими по сравнению с необычно смуглой кожей, и ничего не говорит.

Профессор близко к цели, но никак не может её достичь. Последний, завершающий штрих наносит именно Мамия. Профессор смотрит на хрупкий силуэт с факелом на фоне пылающего мемориала с сотней дуэлянтов внутри, невольно вспоминает о Таис в Персеполисе и понимает, что время наконец-то остановилось. Вечность обретена.

Оказывается, это очень скучная вечность. И самое главное — сила, приносящая революцию, так и не даётся в руки. Она всегда у кого-то другого.

Профессор больше не профессор (а кто он теперь? что он теперь?). Он строит планы, устраивает дуэли, но Утэна, эта девушка, оказавшаяся на арене и заполучившая кольцо практически случайно, всё время побеждает. А её спутница, Невеста Роз, напоминает кого-то очень знакомого. И он никак не поймёт, восхищение он чувствует в связи с этим или же отвращение.

Когда бывший профессор наконец встречается с Утэной и её силой на арене дуэлей лично, происходит неожиданное. Вечность, которую он так долго и упорно строил для них с Мамией, оказывается не вечной. Скорлупа яйца разбивается.

Он съёживается перед ярким, беспощадным светом. Он оглядывается назад и видит, как уходят ложные воспоминания, видит самого себя с факелом в руке, за спиной — рёв огня и треск балок. Он видит перед собой улыбающиеся карие глаза Мамии. Его веснушчатое лицо вовсе не отличается неземной красотой, но оно настоящее.

Теперь всё настоящее.

Профессор понимает, что это поражение — лучшее из всего, что с ним случилось, и улыбается Мамии в ответ, прежде чем превратиться в бестелесный вздох.

Шаста пинком распахнул дверь и ворвался в комнату. Он даже не взглянул на богатое убранство и не ощутил курящиеся редкие благовония: всё его внимание захватила связанная девушка в роскошных тархистанских одеждах, лежащая на широкой кровати. Всё ясно — именно она звала на помощь. Правда, сейчас она хмуро молчала, разглядывая неожиданного спасителя чёрными блестящими глазами.

— Кто ты такая и кто пленил тебя? — воскликнул Шаста.

— Имя моё — Аравита, дочь Кидраш-тархана, — помедлив, ответила девушка, ухитряясь выглядеть величественной даже в таком положении. — Что тебе нужно, северный варвар?

Шаста задохнулся от возмущения.

— Что мне нужно? Да разве не ты орала так, что в округе у всех зайцев уши позакладывало?

— Мы в Тархистане, балбес! — рявкнула Аравита. — Какие зайцы? — И, удовлетворившись видом смутившегося Шасты, она продолжила: — Раз уж ты явился, спаси меня, ибо сегодня самый чёрный день в моей жизни. С последним лучом солнца сюда явятся стражники и отведут меня в храм, где перед лицом Таш меня сочетают узами брака с мерзким визирем Ахоштой.

— Я, Шаста из Нарнии, спасу тебя, — твёрдо заявил Шаста. — Мы выберемся отсюда, и…

— Отсюда невозможно сбежать, — покачала головой Аравита. В её ушах блеснули гранёные серьги. — Ах, мне невыносима сама мысль о том, чтобы лишиться невинности с этим потомком свиньи, родившимся в сточной канаве. Прошу тебя, о северный варвар, убей меня — я хотела сделать это сама, но…

— Убить? — улыбнулся Шаста и склонился над Аравитой. — У меня есть идея получше… Ай!

Аравита молниеносно перекатилась и взобралась на поверженного Шасту сверху.

— Ты же была связана!

— Ты отвратительно меня связал. Тоже мне, приёмный сын рыбака — даже морской узел затянуть не можешь. Сразу видна королевская кровь.

— Могла бы притвориться!

— Мог бы включить воображение и по-настоящему представить, что мы в Тархистане, Кор! Это же надо — зайцы! И кстати, я кричала вовсе не гро…

— А сама-то! — не выдержал Кор, потирая крепко ушибленный затылок. — «Отсюда невозможно сбежать!» Ну и кем бы я выглядел после этого, если всё равно…

Аравита расхохоталась и погладила Кора по голове.

— Ну всё, забыли! Ладно, помоги уж мне избавиться от этой жутко неудобной одежды. — И тихо добавила: — А завтра я буду тебя покупать на невольничьем рынке, договорились?

— У него хокку неправильные, — сказала Люля. — Надо пять, семь и пять слогов, а у него…

— Подумаешь! — воскликнул японский бог. — Я и правильные тоже умею! Вот, послушай:

Люля посмотрела на мужа скептически, но промолчала.

— А это хокку тоже указывает на местоположение Двух Чаш? — заинтересовалась Мергиона.

— Если бы, — вздохнул Ямумато.

— Оно указывает разве что на общее состояние его рассудка, — сказала Люля.

Мергиона с уважением посмотрела на японского бога, а потом перевела взгляд на Порри и Сена, как известно, влюблённых в неё настолько тайно, что об этом не подозревали даже они сами. Опасения смешивались у неё с надеждой: а вдруг мальчикам тоже снесёт крышу, что тогда будет?!

Но мальчики вроде держались.